* * *

В клетке безопасней. В клетке однозначно было спокойней. Ненавязчивый интерьер. Минимализм. Прямо как я люблю. Хотя, откуда мне знать, что я люблю? Вот глупышка! -тихо прошептал мужской голос в, подобно старому колодцу, моем подсознании.  А ведь он рубил фишку. Я то и помимо как своей каморки ничего и не видела. Хмыкнув на саму себя, пришлось  сделать глубокий вдох. Запах выхлопных газов был настолько ярким, что мгновенно возвращал в настоящее. А именно: пустой квартал, перекинутая мусорка и два сонных копа. Патруль в городе что надо, судя по пустым стаканчикам с двойного американо и жуткому храпу. Надо валить. Да и циферблат показывал, что вот-вот перевалит за полночь, а я ещё не на месте. Не порядок. Знать бы только куда дальше...

Готэм оставался чужим городом. Он не принимал меня и мне казалось, что мое тело вот-вот, да и выплюнет наружу это индустриальное грузное подобие. Ха, забавно, но Метрополис был для меня ещё больше чужим. Я видела его из окон особняка. В моей же комнате их попросту не было. Да и комната сама находилась глубоко под землей. Я плохо помню свой первый «дом». Но там меня ещё навещал отец.  Когда что-то пошло не так, не по его гениальному плану, он сказал, что я слишком большая для хрустального дворца и перевел меня на десяток километров ниже. Вскоре мистер Лютор-старший стал заходить всё реже. И самые яркие воспоминание о нем – часть его сурового по-немецки сдержанного лица через задвижку в двери. Здоровая металлическая дверь, что ограждала отца от собственной дочери.

А после, он, как самый обычный человек, испустил дух.  Сказал ли мне кто-то об этом? Нет. Никто не посчитал нужным, проходя мимо его родной дочери оповестить её. Брат стал навещать меня чаще. Не имея возможность следить за временем, мне казалось, что Алекс стал подолгу оставаться со мной. Я читала его как открытую книгу. Единственная книга, которая покидала стеллаж в моей комнате и возвращалась. Он был в смятении. Я же, с любопытством, которое можно сравнить только с голодом дикого зверя, анализировала его поведение. Могла ли я предвидеть, что он затмит нашего отца? Что его громадная тень раздавит любое упоминание о Люторе-старшем даже в самой избитой газетенке Метрополиса. Есть ли в этом моя вина? Мне хотелось игнорировать это, закрыть глаза и идти дальше. Но взгляд, беспрекословность и Лекскорп, подобно целостному механизму был неотъемлемой частью нашей жизни. И как оказалось, можно было затопить эти факты, если они не всплывут наверх во всей своей красе, поглощая всё на своем пути. Ставим на красное или же на черное?
- Водку с ромом.
- Сколько тебе лет, деточка?
- Достаточно, чтобы подкинуть Вам чаевые.
Бармен, усмехнувшись своими седыми усами, плеснул в стакан и положил сухие жилистые ручища прямиком на барную стойку возле меня.
- Чаевые это конечно хорошо, но вы, ребятишки, вечно несете проблемы в мой бар.  – немного покосившись на меня, он пепельницу, набитую арахисом. –За счёт заведения, угощайся.
Единственную проблему, которую я могла занести в местный паб, был… Пришлось опустошить емкость, пока семена не проросли в землю. Мужчина почти в мгновенье ока повторил порцию, но толку то. Было поздно. Тогда всегда казалось, что было уже поздно. Свет не попадал в помещение. Стены отдавали сыростью и чувство, что самая холодная ночь в середине июля застыла, держа меня в своих тисках. Я тогда только стала выходить в город. Метрополис был наполнен светом и холодные офисные вышки отражали от себя лучи палящего солнца подобно глыбам льда на северном полюсе. Игра в теннис среди застывших титанов. 

Лоскутки белого хлопка исчезали бесследно в огненной пляске, оставляя после себя резкий запах. Разве что кружево всё не унималось, продолжая разгораться. Запах стоял ещё сутки, не желая выходить через настежь открытые окна. Он так и не ушел, продолжая маячить перед моим носом на каждой новой тряпке.
-Ангел мой…

По началу мне стало казаться, что мою душонку быстро отправят туда, где и самое место подобным «святым». Но вскоре я стала замечать то, с каким маниакальным трепетом слетало с его уст. «Это всё игра, дурочка. Он хочет сделать тебя ручной машиной для убийств. Атомный реактор, безжалостная ведьма.  Да кто угодно! Ты далеко не ангельское создание.»
И каково было мое удивление, когда я воочию лицезрела этот неподдельный шок. Слезы, мать его, счастья! Не каждый раз видишь, как отъявленный психопат падает на колени перед твоими босыми ногами при виде первых проблесков отцовского труда. Он опешил, не находил слов и долго молчал, продолжая по-детски улыбаться. Лицезревший чудо, сошедшее с старой иконы, он оживился и вскоре во спрял духом. Стал уверенней в себе, а от чего и куда безумнее чем прежде. Я стала считать, что подкармливала монстра.  И чем быстрее он становился на ноги после нового удара, тем сильнее он стал зависим от своего оберега. Я стала оберегать его, о да, лишь тем самым, не позволяя близко подбираться к опасности.  Боялась ли я, что больной психопат мог навредить хранителю спокойствия и правопорядка этого города или боялась непосредственно за его душонку, которую он доверил в мои дрожащие руки?  От одной мысли я приходила в ужас. И пыталась спугнуть его вкусом паленого рома.

  Стараясь сдержать порыв смеха, я зажала рот ладонью. Он напоминал мне моего первого друга. Нет-нет, речь идет не о моем брате. Алекс старался всегда по возможности быть рядом: в зависимости от желания тирана-отца. Мне посчастливилось познать дружбу в самом настоящем её проявлении. Когда было решено, что мне пора проявить себя, (не зря же столько трудов было вложено!) мне подарили шустрого смышлёного четвероногого паренька. Доверяя каждому сказанному слову, я быстро проглотила легенду о подарке на день рождение. До того самого дня, пока не был отдан приказ испробовать на щенке свои возможности. Он был таким вредным, что сотрудники Лекскорпа были не в силах выносить его лай. И с возрастом куда опасней, намереваясь откусить каждому, кто просунет свою руку в нашу будку. Я напрочь отказывалась проявлять какие-либо силы на маленьком друге. Стоило ему прижаться ко мне, как я успокаивалась и мысли плыли по течению, унося все переживания как можно дальше.